— Ну и долго ты намереваешься там возиться?! — едкий шепот принца ничуть не смутил Иллиру, она успела немного отойти от его последней выходки и начала понимать, что теперь он долго будет на нее обижаться.
Ну, во всяком случае, во всех прочитанных ею романах оскорбленные отказам девушек мужчины творили просто несусветные глупости. Уезжали на тридцать лет, чтобы вернуться седым укором, прыгали со скалы, лишь бы не достаться другим сеньоритам, или яростно громили все, что попадалось под руку. А Кандирд вполне нормально отнесся, просто лежит к ней спиной и сопит немного громче, чем когда был без сознания.
— Я орехи достаю, — примирительно сообщила Илли, — я их берегла на самый последний момент. Вот, держи. Правда, их немного, но они питательные.
— А себе? — еще обиженно буркнул он.
— И себе оставила, — почти не солгала девушка, ну ела же она все-таки ту сныть? А он вообще ничего не ел.
— Как немного стемнеет, пойдем в деревню, — сообщил Кандирд, закончив хрустеть орехами, — мне кажется, я помню эту местность. Тут должна быть деревушка, там внизу, в долине. Вечером будет видно огоньки.
— Но не будет видно камней и оврагов, — вздохнула она, — я вообще удивляюсь, как мы вчера не разбились, пока мчались по склону.
— Наши кони хорошо обучены, и Бунзон скормил им по куску хлеба с зельем. Мы ведь не управляем ими в таких скачках, они сами выбирают дорогу.
Принц вздохнул и, стиснув зубы от боли, повернулся к девушке лицом, разговаривать, не видя собеседника, было непривычно да и неучтиво. И вообще Илли права… что обиделась на него, он повел себя недостойно своего положения. Как какой-то пастух с селянкой, набросился, испугал, пытался шантажировать общественным мнением. Определенно это последствия смешанного действия сонного зелья, вина и неизвестного яда. Никогда до этого ему и в голову не приходило вести себя так неучтиво со знатными сеньоритами. Но ничего, вот они вернутся во дворец, умоются, отдохнут, он прикажет садовнику нарезать цветов, а поварам приготовить самый роскошный торт и тогда поговорит с нею в совершенно иной обстановке.
— Илли… извини, я вел себя неправильно, — рассмотрев напряженное лицо сеньориты, покаянно шепнул Кандирд, — И погорячился зря…
Принц полагал, что ему придется еще долго каяться, пока он вымолит прощение, но девушка облегченно выдохнула и обрадованно фыркнула:
— Забудь. Ты же больной, поэтому прощаю. Только не забывай больше про наш уговор.
Как он сдержался, чтоб не выскочить из-под камня и не порубить в пух и прах несколько кустов, Кандирд и сам не знал, видимо сказалась кровь предков и воспитание, но не скрипнуть зубами просто не смог.
— Ты пока поспи, — участливо предложила она, решив, что принц случайно задел рану, — я разбужу.
И ему осталось только послушно закрыть глаза и слушать, как она тихонько вздыхает, возится, устраиваясь поудобнее, или, приподнявшись на локоть, пытается рассмотреть сквозь густые ветви, не наступает ли вечер.
— Знаешь, — открыл принц глаза примерно через час, осознав, что бесполезно пытаться уснуть в такой тесноте и духоте, — наверное ты права. Давай потихоньку пойдем к деревне, и заодно и понаблюдаем издали за селянами. Если в округе творится что-то нехорошее, то по их поведению мы сразу это поймем.
— Давай, — обрадовалась Илли, не в силах больше валяться под кустом, и первая выбралась наружу. Сначала огляделась со всеми прежними предосторожностями и лишь убедившись, что никаких врагов не появилось, позволила выбраться принцу.
Через несколько минут они осмотрительно, как шпионы, перебираясь через камни, неторопливо двигались от куста к кусту к зеленым рощицам, раскиданным по долине, и неведомой деревушке, которой пока не было даже видно.
А еще через полчаса Иллира заметила, что Кандирд начал прихрамывать, и все чаще морщится, задевая правой ногой за камни.
— Садись, — решительно приказала девушка, дойдя до очередного крупного валуна, укатившегося дальше других — и покажи мне свою ногу. Может, там нужно приложить примочку или мазь? Я видела что-то в твоем кошеле.
— Илли, я же не беспомощный и мог бы сделать такое и сам, — резонно возразил принц, — там, скорее всего, просто ушиб, потому что нога распухла и сапог не снимается. Так что перевязка отменяется, и мы потихоньку идем дальше.
— Тогда обопрись на меня, так тебе будет намного легче.
— Мне будет намного легче, если ты не будешь обращать на такие мелочи внимания, — сообщил он слегка укоризненно и еще некоторое время ковылял за нею, стараясь сдерживать невольно срывавшееся с губ шипение. Хорошо еще, что по мере того, как они спускались в долину, камни попадались все реже, и под ногами теперь была мягкая почва и молодая трава. И в этой траве все чаще попадались знакомые Илли травы. Насколько она знала, кушать можно было многие из них, но сначала следовало обдать кипятком и сдобрить хотя бы растительным маслом… а пока девушка собрала пучок щавеля, ополоснула в вытекавшем из болотца ручейке, по берегу которого они шли и предложила принцу.
— Что это?
— Щавель, он съедобный, — в доказательство Илли сунула в рот листик, — но кисленький.
— Откуда ты знаешь?
— Когда ты перестанешь это спрашивать? — устало вздохнула девушка, — лучше скажи, ты не можешь припомнить, в какой стороне была деревня? А то сколько мы идем я не вижу ни одной тропки. А крестьяне весной обычно гоняют скотину по всем лужайкам, где подросла трава… хоть один след да был бы.
— Понимаешь, — мрачно признался принц, проковыляв еще несколько шагов, — тут несколько таких долинок, и в одной, самой большой, есть деревня. Но ночью я шел, как ты говоришь, как лунатик и сейчас не знаю, та ли это долина. Но в одной из соседних был дом пасечника… потому я и хотел идти вечером на свет. Давай, посидим?